Одиннадцать тысяч палок
Роман Гийома Аполлинера 1907 года выпуска признанная грань (и ооооооочень глубоко за ней) экстрима.
В коротком романе "Одиннадцать тысяч палок" Аполлинер обрушил на публику неприкрытые описания групповых половых актов с шокирующими садистскими подробностями. В романе собраны едва ли не самые изощренные сексуальные практики садомазохизма: от избиения плетками до асфиксии.
Готические эксперименты Аполлинера в создании своеобразной оргиастической феерии поражают не только своей смелостью и беспредельным бесстыдством. Восхитительная склонность поэта к мистификации. Поражает способность совместить реальных исторических персонажей с вымыслом.
В центре книги потомственный господарь Моня Вибеску - садист и бисексуал, оказывающийся победителем в любом сексуальном поединке.
Слушать Одиннадцать тысяч палок онлайн бесплатно
Здравствуй, книжный странник! Если ты любишь аудиокниги и хочешь узнать о чем же все-таки книга Сборник, которую написал Аполлинер Гийом, то тебе обязательно стоит прослушать ее до конца. В центре внимания находятся неординарные и необычные герои, они вызывают у зрителя интерес и желание узнать о них побольше. Привлекает внимание то что в картине есть пейзажи, которые вызывают желание находиться среди них как можно дольше.
В коротком романе "Одиннадцать тысяч палок" Аполлинер обрушил на публику неприкрытые описания групповых половых актов с шокирующими садистскими подробностями. В романе собраны едва ли не самые изощренные сексуальные практики садомазохизма: от избиения плетками до асфиксии.
Готические эксперименты Аполлинера в создании своеобразной оргиастической феерии поражают не только своей смелостью и беспредельным бесстыдством.
В рождественскую ночь девятилетний Ванька Жуков, переехавший три месяца назад в Москву и ставший учеником сапожника Аляхина, пишет письмо своему дедушке. В рассказа совмещены светлая «рождественская» печаль (она просматривается при описании деревенских воспоминаний мальчика и щемящего сна героя, видящего, как дед читает его письмо) и полное отсутствие иллюзий относительно дальнейшей судьбы Ваньки, в жизни которого все самое лучшее уже позади.
Популярный в 1860 году немецкий курорт заполонила русская аристократия, съехавшаяся изо всех уголков России подлечить здоровье. Умудренные опытом вельможи обсуждают российскую действительность, не имея никакого представления о происходящем на самом деле. Потеряны основные ориентиры в жизни на форме реформ Александра II, людей окутал тяжелый «дым» бесспростветности.
"Любинька" при первом появлении своем в печати возбудила, как говорится, фурор в публике.....характер в ней мастерски отделан: это характер злой мачехи Антонины Михайловны.
В "Любиньке" мужчина, не умеющий понять любимой им женщины, несмотря на то, что он человек благородный, душа восторженная и любящая... И опять женщина подавляет мужчину своим великодушием, своею безграничною преданностию и светлым самопожертвованием в деле любви..." В.Белинский.
Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965) — один из самых проницательных писателей в английской литературе XX века. Его называют «английским Мопассаном». Ведущая тема произведений Моэма — столкновение незаурядной творческой личности с обществом. Новелла «Край света» впервые опубликована под названием «Правильный поступок — это добрый поступок».
«По некоторым, достаточно важным причинам выставленная кличка должна заменять собственное имя моего героя – если только он годится куда-нибудь в герои.
Если бы я не опасался выразиться вульгарно в самом начале рассказа, то я сказал бы, что Шерамур есть герой брюха, в самом тесном смысле, какой только можно соединить с этим выражением.
Моцарт и Сальери – второе произведение А. С. Пушкина из цикла маленькие трагедии. Всего автор планировал создать девять эпизодов, но не успел осуществить свой замысел. Моцарт и Сальери написано на основе одной из существующих версий гибели композитора из Австрии – Вольфганга Амадея Моцарта. Замысел написания трагедии возник у поэта задолго до появления самого произведения.
«Когда рыжий, носатый доктор, ощупав холодными пальцами тело Егора Быкова, сказал, неоспоримым басом, что болезнь запущена, опасна, – Быков почувствовал себя так же обиженно, как в юности, рекрутом и, в год турецкой войны, под Ени-Загрой, среди колючих кустов, где он валялся с перебитой ногою, чёрный ночной дождь размачивал его, боль, не торопясь, отдирала тело с костей…».
Однажды, когда застенчивый Толя, сгорая от безответной любви, сказал девушке, что лучше бы ему быть ее верной собакой, тогда бы он смог быть всегда с ней рядом, она ответила, что это легко можно сделать — достаточно провести ночь на проклятой мельнице. Неизвестно, провел ли Толя там ночь. Началась война, голод. Девушка попала в плохую компанию в Петербурге, переехала в Москву.
Конец XIX века, время непростое. Сознание Андрея Степанова не вселяется ни в императора, ни в цесаревича, ни в великого князя, ни даже в захудалого графа. А вселяется оно в обычного молодого человека, который даже не дворянин, а неудавшийся юрист, да еще купеческого рода.
.
.
«Вселенец» не спецназовец, не снайпер, не владеет единоборствами, песен про поручиков и кавалергардов «сочинять» не хочет.
Как выясняется, не все сразу удается попаданцам и здесь их никто особенно не ждет, так как нет производственной базы в стране с преимущественно крестьянским, практически неграмотным населением.
После перипетий судьбы изобретатель решает стать военным чиновником, получив предложение разведывательного отдела Главного Штаба. Продолжает изобретать, что сразу делает его целью для конкурентов и высокопоставленных лиц, желающих убрать выскочку подальше от трона: не дай бог он будет претендовать на их кусок пирога.
У доктора Диагора странное увлечение. Он экспериментирует с кибернетическими организмами, пытаясь сотворить существо, не предназначенное для выполнения каких-то определенных задач, но обладающее полной свободой воли. Кажется, ему это наконец удалось. Осталась только одна проблема — наладить контакт со своим собственным творением.
Двух приятелей покусала дворняжка, и их отправляют в Париж к Пастеру лечиться. .
Примечание"— Знаешь, что, Вася? Поедем! Накажи меня господь, поедем! Ведь Париж, заграница… Европа!
— Чего я там не видел? Ну его!
— Цивилизация! — продолжал восторгаться Лампадкин. — Господи, какая цивилизация! Виды эти, разные Везувии… окрестности! Что ни шаг, то и окрестности! Ей-богу, поедем!